Трубы заводов и котельных больше не коптили небо. Со столбов, выстроившихся вдоль железнодорожной насыпи, свисали оборванные провода. Некоторые столбы покосились. Некоторые — уже валялись на земле.
Уже… Вот то самое слово, характеризующее начало конца.
Все уже заканчивалось. Еще не кончилось совсем, но УЖЕ…
Остатки цивилизации уже мешались с лесными массивами и тонули в них, растворяясь в буйной зелени. Удивительно, как быстро и как сильно может измениться обжитая человеком территория, когда человек уходит с нее навсегда.
Природа радовалась отступлению своего царя и, сбросив тягостное бремя, отплясывала пляску победителя. И хотя победила в затяжной войне с наглым, ненасытным и беспощадным гомо сапиенс не она, природа все же могла в полной мере воспользоваться плодами этой победы.
Лес наступал на железку с двух сторон. Лес настолько густой, что даже при помощи воздушной разведки невозможно было бы выяснить, что скрывается под плотными кронами деревьев и в непролазных зарослях подлеска. Скоро уже, совсем скоро «зеленка» возьмет штурмом невысокий оборонительный вал железной дороги, захватит и перережет пути. И тогда блокада, столичного Кольца станет полной.
Егор с тоской смотрел на соседнюю колею. А рельсы-то ржавеют. И шпалы подгнивают. И насыпь осыпается.
Даже если столица способна продержаться дольше, чем предсказывал док, насколько хватит этой растянутой по земле лесенки из рельсов и шпал? Как долго прослужит людям спасительная дорога жизни, прежде чем ее сожрет коррозия и погребут под собой трава, кусты и молодые деревца?
Сколько ей осталось времени, если миссия спецбронепоезда провалится? Год? Три? Пять? И что будет потом?
За железнодорожными путями, как и за любым другим хозяйством, нужен присмотр. В Подмосковье за железкой, соединяющей мкадовское Кольцо с Форпостами, следят ремонтные бригады, ее огораживают бетонным забором, минными полями и колючкой. Ее берегут и лелеют. Пока берегут и в меру своих сил лелеют. Но дальше столичные ремонтники выбираться не рискуют. Дальше железкой только пользуются. И то нечасто. И только экспедиционные бронепоезда.
Так кто же будет поддерживать ее в должном состоянии? Кому это нужно? Провинциалам, которых еще не схарчили интродукты и которые ненавидят укрывшихся за Стенкой москвичей не меньше, чем пришлых тварей?
Снова лязгнула и открылась дверь лабораторно-исследовательского отсека. Вышел док. В белом халате, в клеенчатом заляпанном переднике. На переднике и халате мешались темные потеки и влажные бесцветные пятна. На голове — докторская шапочка, на лице — медицинская повязка, спущенная под подбородок. Из кармана передника торчат хирургические перчатки.
Что ж, так и должен, наверное, выглядеть ученый после только что проведенной вивисекции.
В руках док держал пластиковый пакет. Тот самый, в котором заносил мертвого «жука» в лабораторию. Теперь разделанная тварь лежала в черном пластике компактно и занимала значительно меньше места, чем раньше. Острые срезы хитина в трех или четырех местах порвали пакет и выпирали наружу. Судя по всему, доку каким-то образом удалось раскромсать на части прочный панцирь, который не брали даже пули. Интересно, что у него там в секретной лаборатории за инструменты? Циркулярные пилы из титана? Промышленные дробильные установки? Алмазные резаки? Всепрожигающие лазеры?
— Егор, избавьтесь, пожалуйста, от этого. — Док бросил свою ношу на пол. Голос научного консультанта был возбужденным, глаза блестели. — Здесь фрагменты хитинового панциря. Боюсь засорить лабораторный слив.
Ясно. Пора выносить мусор. Егор покинул место стрелка и спустился вниз, брезгливо глядя на «это». Перепачканный склизкий мешок с останками твари выглядел омерзительно. Да и запашок тоже… Конечно, мусорщик — не самая почетная обязанность, но свое место на бронепоезде нужно отрабатывать.
Марина, оторвавшись от мониторов внешнего наблюдения, с интересом посмотрела на останки интродукта, потом перевела взгляд на шефа.
— Что-то новенькое, Леонид Степанович?
— А ты как думаешь, Мариночка? — Док расплылся в улыбке. — Еще какое новенькое! Интродукты не перестают меня удивлять.
— И что же на этот раз? — заерзала своим аппетитным задиком Марина.
Девушка сидела как на иголках и даже не пыталась скрыть любопытства. Видно было, что научный зуд донимает ее не меньше, чем самого дока.
— Симбионты, Мариночка, вот что! — выдержав театральную паузу, торжественно провозгласил док.
«Блин, ведет себя как перед нобелевским комитетом!» — с раздражением подумал Егор.
У «Мариночки» реакция была совсем другой. Округлившиеся глаза и с трудом выдавленное:
— Ого!
— И что означает это твое «ого»? — негромко поинтересовался у девушки Егор.
Не особо, впрочем, надеясь на ответ.
Ему все же ответили. Не Марина, правда, — док.
— Интродукт, которого вы подорвали гранатой, Егор, на самом деле состоял из трех отдельных организмов.
— То есть «жук» в хитине и два его щупальца — это разные твари? — догадался Егор.
В принципе, эта теория многое объясняла.
— Да, — кивнул док. — И именно поэтому интродукты способны были действовать автономно. То, что ты назвал щупальцами, — это особый вид плотоядных червей. Присосавшись к паре желез на хитиновой поверхности своего носителя… ммм.
Док запнулся, задумался, усмехнулся:
— Хотя кто тут кого носитель — это еще большой вопрос. С учетом того, что именно черви обеспечивают скорость передвижения… Впрочем, это неважно. Суть в том, что черви, присосавшиеся к хитину, становятся основными двигательными конечностями э-э-э… «Жук», вы сказали? Ну да, пусть будет так. Двигательными конечностями «жука». А «жук», в свою очередь, впрыскивает через свои железы в организм червей мощный мышечный стимулятор. За счет чего все три особи получают возможность быстро настигать жертву. Я не знаю, объединяются ли эти виды лишь на время охоты или всю жизнь проводят в симбиозе. Скажу только, что симбионты среди интродуктов — крайне редкое явление… Но хватит болтать, — спохватился док. — Марина, не отвлекайтесь. Продолжайте наблюдение. Егор, выбросьте пакет. И попросите в вагоне-базе новый. А лучше возьмите сразу несколько. На будущее. Могут пригодиться.