Коган косо глянул на него. Док заткнулся.
На наброшенной поверх исцарапанных столешниц старой клеенчатой, порезанной в нескольких местах скатерти словно сами собой появлялись тарелки, вилки и ножи. Стукнули друг о друга закопченные жестяные кружки. На отдельном блюде лежали какие-то пахучие травки. В небольших плошках — ягоды. Черника, брусника, морошка, клюква…
Потом безмолвные «официантки» поставили тарелку с несколькими вареными картофельными клубнями. И к картошке — миску с маринованными грибами.
«Скудновато как-то, — подумал Егор. — Последнее, что ли?»
Грибов и картошки действительно было немного. Один человек, может, и насытился бы, но четверо мужиков… Нет, не похоже, чтобы это было основным блюдом.
— Сами выращиваем, — похвастался староста. — Вдоль дороги у нас огородики разбиты. Тварям-то они ни к чему. А нам витаминчики не помешают.
«Однако на травке и ягодках долго не протянешь», — подумал Егор. И немалую, в общем-то, ораву народа, что, по всей видимости, проживала на станции, картошечкой и витаминчиками вряд ли прокормишь.
— Кстати, бражка! — староста весело кивнул на приличных размеров тазик, выставленный одной из баб на середину стола. — Очень рекомендую. Для аппетиту, так сказать. Ну и для настроения тоже.
Он зачерпнул большим ковшом густой и мутной пенистой жижи с неприятным резким запахом. Налил гостям и себе.
Егор на аппетит никогда не жаловался, но пить невесть из чего сваренную бормотуху поостерегся. Коган и док тоже не стали. Хозяин, впрочем, никого не принуждал. Староста пожал плечами и…
— Ваше здоровье! — опустошил залпом свою кружку.
Поморщился, шумно выдохнул. Торопливо закусил склизким грибочком, зажевал каким-то листиком.
Наверное, не очень хорошо пошло.
Хлеба на столе не было. Впрочем, Егор и не ожидал в этих болотистых землях такой роскоши. Странно было уже то, что хозяева пригласили чужаков за стол. Или староста правду сказал, что его селение проблем с харчами не испытывает, или зачем-то пускает пыль в глаза. В нынешние времена просто так законы гостеприимства в голодном краю вряд ли кто-то станет строго соблюдать.
— Ну и как часто до вас туманы из болот добираются? — продолжил Коган начатый хозяином разговор.
— Частенько вообще-то. Раза три-четыре в неделю случается. Иногда через день. Иногда — по два-три раза в день, а потом до-о-олгий такой перерывчик. Но всякий раз, как туман выходит из болот, слизни прут так, что… В общем, мама не горюй!
Говорил староста легко, спокойно и охотно, без какого бы то ни было напряга. Он не походил на человека, который скармливает чужакам последние припасы, надеясь что-то получить взамен.
— Вам еще повезло. Вы попали в такое время, когда туман обратно в болота отходил. А то ведь он, зараза, бывает, сюда достает и через защитную стену переваливает. Вроде туман как туман, только если долго им дышать, привкус во рту появляется, такой… — староста поморщился, сделал неопределенный жест рукой. — Не знаю, как и сказать, в общем. Химический какой-то, что ли. Хотя от тумана люди не умирают. А от слизняков — бывает. Но у нас тут меры безопасности приняты. Да вы и сами все видели. Частоколы, колючка на дальних подступах, тройная ограда…
— И помогает?
— О-о-о, еще как! До ограды если твари и добираются, то одна-две от силы. Остальные или на куски сами себя по дороге разрывают, или напарываются на рогатки, запутываются в проволоке, застревают и торчат там, пока туман не отступит, а сами они не окочурятся.
— А зачем вы песком все вокруг станции засыпали? — продолжал допытываться Коган.
— Так не только песком. Хвоя, листья, мусор всякий, камешки там мелкие, кирпичная крошка, зола, угли. Это… Ну это как путы, что ли. Пока слизень доползет, обваляется весь, облипнет. Тогда он неповоротливым становится, прыгать не может, двигается еле-еле. Справиться с ним проще — хоть подходи и режь на куски. Да и подыхает так он быстрее.
— Но твари все равно ползут?
Ага, — улыбнулся староста. — Мы отбиваемся, а они ползут. А мы снова отбиваемся, а они снова ползут. Прямо на колья. Вроде бы и не совсем тупые, а вроде и без мозгов вовсе. Может, им себя не жалко, потому как боли совсем не чувствуют. А может быть, размножаются они в болотах как из пулемета, поэтому чувства самосохранения — ноль. Или просто оголодали вконец. Живности-то вокруг больше никакой не осталось — сожрали твари все подчистую. А раньше тут та-ка-а-ая рыбалка была!
Староста мечтательно закатил глаза. Потом, спохватившись, продолжил.
— Короче, мы слизней этих проклятущих каждый раз десятками мочим, а меньше их не становится.
«Десятками — это интересно», — подумал Егор.
По пути сюда он только трех мертвых слизняков и заметил. Ну и оставшиеся на кольях клочья от других тварей. На десятки убитых это никак не тянуло. Может, староста привирал?
Видимо, Коган подумал о том же.
— И куда же вы мертвых тварей деваете? — спросил полковник. — Сжигаете? Закапываете? Топите?
Хлопотавшие вокруг женщины тем временем внесли с улицы и водрузили на стол большую кастрюлю. После чего тихонько удалились.
Помещение начал заполнять неприятный запашок.
— А вот сюда и деваем, — усмехнулся староста.
И поднял крышку с кастрюли.
В темном, отвратного вида бульоне среди каких-то травок и листочков плавали бесформенные, словно расплывшиеся, белесые, со слабым коричневатым оттенком, куски… Мяса? Ммм, на обычное мясо это вообще-то походило мало. По консистенции скорее напоминало разваренное сало. А по запаху…