Наверное, правильно говорил. Провинциалы, помнится, утверждали, что основные силы многокрылов вьются вокруг матки.
— Даже если это и так, мы все равно не сможем ее обнаружить, — сухо сказал Коган.
— Матку можно отыскать с воздуха.
— Да? — скептически хмыкнул полковник. — А кто выйдет сейчас наружу и подготовит вертушку к полету? И кто сможет поднять ее в таком бедламе? Твари изгрызут машину уже на взлете. Если уже не изгрызли.
— Я говорю о беспилотном летательном аппарате, — не сдавался научный консультант. — В воздух нужно поднимать его. Он даст целеуказание для ракетчиков.
— Ничего он не даст, док! Если многокрылы набросятся на беспилотник, то покрошат его еще раньше, чем вертушку.
— Они на него не набросятся. В беспилотнике нет пилота. Значит, нет добычи. Значит, он многокрылам неинтересен. Так же, как и ракеты. Если мы успеем их выпустить.
Коган ничего не ответил. Кажется, он вообще отключился от «межвагонки». Либо полковник послал куда подальше своего научного консультанта вместе со всеми его предложениями, либо… Либо прислушался к советам, сделал выводы и теперь уже у себя в штабном отдает приказания оператору беспилотного летательного аппарата.
Сквозь исцарапанное стекло выдвинутого перископа (слава богу, до него твари пока не добрались!) Егор почти не различал брони. На крышах и на бортах вагонов между защитными шипами копошилось сплошное месиво смертельно опасных насекомых.
И еще этот непрекращающийся скрежет! Звук действовал на нервы. Словно там, снаружи, жевали не вагонную броню, а твою собственную душу. Неумолимые живые напильники терпеливо протачивали себе путь к живому же мясу. Пока еще живому…
Бронепоезд быстро набирал скорость. Сбитые встречным потоком воздуха многокрылы соскальзывали с брони и густым гудящим роем кружились над составом, норовя снова прицепиться к вагонам.
Марина, как и в прошлый раз, окатила исследовательский вагон огнем. Очищающее пламя хлынуло из форсунок раз, другой… Вагон загорелся. Тварей на нем больше не было.
В отличие, увы, от других вагонов.
— Всем огнеметчикам! — снова раздался в динамиках внутренней связи голос Когана. — По моей команде — огонь на минимальную дистанцию! Вверх по максимуму!
И после краткой паузы, предоставленной для приготовления:
— Залп! Залп! Залп!
Густые струи огня, практически одновременно выплеснутые бортовыми огнеметами под слабым давлением вверх, размазались по воздуху, попали на вагоны. Кое-где залили шипастые борта.
Горящие многокрылы отваливались от состава, как слои штукатурки от отсыревших стен. Отдельные особи носились маленькими кометами перед закрытыми бойницами, но тоже в конце концов падали под насыпь.
И все же этого было недостаточно. Огнеметы не могли омыть весь бронепоезд. Значительная его часть по-прежнему была облеплена насекомыми. Да и над поездом, вне досягаемости огнеметных струй, тоже вились тучи интродуктов.
Тварей все еще было слишком много. В десятки, может быть в сотни раз больше, чем во время первой стычки с многокрылами. Опять открывать люки и выпускать на крышу бойцов с ранцевыми огнеметами было бы полнейшим безрассудством: сейчас интродукты разорвут огнеметчиков и залетят в люки, прежде чем удастся сделать хотя бы один выстрел.
Коган это понимал, и гнать людей наверх не стал. Зато из крыши штабного вагона выдвинулась катапульта беспилотника. Установка распихала копошащуюся массу многокрылов, поднялась над тварями и — раз!
С катапульты взлетел беспилотный летательный аппарат.
Интродукты, вьющиеся над бронепоездом, легко уклонились от БЛА. Док оказался прав: ни нападать на беспилотник, ни преследовать его не стала ни одна летающая тварь.
Небольшой аппарат взмыл высоко в небо, превратившись в едва заметную точку, а вскоре и вовсе исчез из поля зрения. Теперь оставалось уповать на мастерство оператора БЛА и ждать, пока стеклянное око беспилотника засечет матку многокрылов и даст целеуказание ракетчикам.
Вот только смогут ли они дождаться этого момента? Время сейчас работало против них. И каждая секунда была на счету.
— Восьмой вагон! — раздался чей-то встревоженный крик по внутренней связи. — Докладывает восьмой вагон! Твари прогрызаются!
— Не пускать внутрь! Держаться! — приказал Коган. — Слышите, восьмой? Держаться!
И добавил со вздохом:
— Изолировать восьмой!
Как крышку гроба опустил.
В перископ, поднятый над языками пламени, объявшими исследовательский вагон, Егор увидел, что творится с «восьмеркой».
Это был один из вагонов огневой поддержки. На его бортах тоже горели потеки зажигательной смеси, а на крыше копошились твари. Причем некоторые из них уже не липли к броне всем телом, а торчали из нее под углом. Вытянутые тела многокрылов топорщились, словно небольшие живые шипики. Сложенные крылья. Острые задки… А вот передних жвалистых частей насекомых видно не было. Интродукты глубоко вгрызлись в броню.
Они прогрызли ее практически насквозь…
Один из многокрылов, поплотнее прижав жесткие крылья к хитиновому панцирю, начал протискиваться сквозь узкую «червоточинку» в металле.
Из нутра «восьмерки» грянул одиночный выстрел. Разорванные ошметки насекомого вышвырнуло наружу.
К освободившейся дырке подлетели еще две твари и принялись усердно расширять отверстие. Через другие бреши в вагон тоже уже лезли новые многокрылы.
Опять загремели выстрелы. Посыпались куски хитина и отстреленные крылья. Экипаж вагона превращал прогрызенные насекомыми отверстия в бойницы и в упор расстреливал интродуктов. Однако многокрылы настырно лезли и лезли внутрь. Дыр становилось все больше, и они делались все шире. Пальба становилась частой и беспорядочной.