Белобрысый летеху уже не слушал — он шагал по узкому проходу, придерживаясь за койки и ящики с боеприпасами. Вагон качало, как лодку на сильной волне.
Подручному дока открыли люк и позволили выйти на платформу.
— Придержите дверь, — буркнул белобрысый, — я занесу интродукта.
Егор приподнялся было, пытаясь заглянуть в тамбур, но один из охранников грубо пихнул его обратно на койку.
— Сидеть!
Но уже секунду спустя и охрана, и весь прочий экипаж вагона напрочь забыли о Егоре.
За тамбурной дверью раздался дикий вопль.
— Твою мать! — крикнул боец, выпустивший белобрысого.
Расширившимися от ужаса глазами он смотрел наружу.
Три человека, находившиеся в этот момент поблизости, в том числе и оба сторожа Егора, повернули головы и автоматы к открытому люку. Наплевав на осторожность, Егор вскочил со своего места и через спины бойцов тоже выглянул на грузовую платформу.
Да уж! Мать так мать! Твою так твою!
Длинный «язык» с коготками, выскользнувший откуда-то из-за штабелей рельсов и шпал, туго обвил белобрысому ногу. Из-под порванной штанины хлестала кровь.
Бедняга дергался, как пес на привязи, кричал и рвался обратно — к тамбуру, но живой жгут крепко держал свою жертву. А маленькие ротовые отверстия, похоже, уже жрали человеческую плоть.
Егору сделалось нехорошо. Оказывается, когда под тварью взорвалась граната, второе щупальце вовсе не сбросило с платформы, как он решил. Жгут с коготками и ртами лишь зашвырнуло куда-то под шпалы, где он и затаился до поры до времени. Или откуда просто не смог выбраться сразу. А если бы выбрался? И если бы сразу?
Этот извивающийся и живущий своей непонятной жизнью отросток «жука» мог ведь запросто напасть на и него, на Егора!
Кто-то дал очередь из АКСУ. Но то ли вагон качало слишком сильно, то ли рука у стрелка дрогнула… Пули перебили белобрысому обе ноги и вышибли щепу из шпал, однако из живого капкана не вызволили.
Белобрысый упал.
— Закрыть тамбур! — по проходу через вагон бежал лейтенант. Бежал и орал в полный голос: — Закры-ы-ыть!
Видимо, крик лейтенанта услышал и человек на платформе. Услышал и понял. Все. Израненный и обессиленный, он вцепился руками в край платформы. Рванулся, подтягивая распластанное тело к спасительному вагону.
Глаза его были полны боли, мольбы и страха.
Прежде чем тяжелая бронированная дверь захлопнулась, Егор успел увидеть, как белобрысый в последнем отчаянном усилии все-таки вырвал из шпал и рельсов вцепившийся в ногу змеевидный отросток и поволочил его за собой, но сам не удержался на платформе.
Помощник дока упал под сцепку с вагоном огневой поддержки. Упал как нырнул — головой вниз. Извивающийся жгут мелькнул в воздухе вслед за окровавленной, необычайно тонкой, обглоданной до кости ногой.
Люк с грохотом закрылся. Лязгнули запоры. Долговязый лейтенант, навалившись на дверь, выглянул наружу через бойницу.
Отшатнулся. Закрыл внутреннюю заслонку. Повернулся. Лицо его было бледным.
— Переехало, — ошалело пробормотал лейтенант. — Обоих…
А еще пару минут спустя в вагон вошли люди Когана, присланные за Егором.
Штабной вагон — широкий и длинный — отличался от всех прочих, через которые провели Егора, повышенным уровнем комфорта и большим объемом жизненного пространства. Покачивало здесь чуть-чуть, совсем не так, как в хвосте поезда, а колеса стучали и лязгали приглушенно и как-то ненавязчиво, что ли.
Однако и здесь имелось приличное вооружение: башня с крупнокалиберным пулеметом, башня с автоматическим гранатометом, пара легких ранцевых огнеметов — по одному на борт — и бойницы для стрелкового оружия. В штабном вагоне также располагались две ракетные установки, катапульта для запуска беспилотника, главный узел связи и наблюдательный пункт с выдвижными перископами и мощной оптикой.
Примерно две трети вагона занимал склад боеприпасов, оборудование, снаряжение и собственно экипаж. Еще треть была отведена для купе командира бронепоезда, куда и отконвоировали Егора.
Обстановка тут была как в обычном кабинете: рабочий стол, небольшой столик для совещаний, стулья, за перегородкой с раздвижными дверьми — жилая зона. Не ахти, конечно, но для бронепоезда — более чем роскошно.
— Повторяю еще раз! — устрашающе гремел голос Когана. Комброн отчитывал вытянувшегося в струнку долговязого лейтенанта, который, как выяснилось, являлся начальником хвостового вагона огневой поддержки. — Выходить и выпускать кого-либо из броневагона на открытую платформу без моего прямого приказа нельзя!
В уголке купе-кабинета тихонько сидел док, потерявший белобрысого помощника. Научный консультант по своему обыкновению был в штатском. Выглядел док не столько опечаленным смертью подручного, сколько задумчивым.
— Приближаться к твари, пусть даже мертвой, в одиночку и без прикрытия нельзя!
Егор, находившийся под бдительным оком двух жлобов-конвоиров, тоже оказался невольным свидетелем разноса. Настроение было паршивое: после проштрафившегося лейтенанта наступит его очередь. И вряд ли дело ограничится только словесным внушением.
— Оставлять люк открытым, если есть хотя бы малейшая угроза проникновения, нельзя!
— Но, товарищ полковник… это ведь был человек дока… то есть Леонида Степановича… — тихо и сбивчиво пробормотал лейтенант, оправдываясь, словно школьник у доски. — У научных консультантов полномочия… Нам же на инструктаже перед выездом…
— Молчать! — Коган аж покраснел. — Ты слушаешь меня или нет, лейтенант?